Дэвид часто возвращался в детскую, пока Ребекка не привыкла к его присутствию и не научилась не чувствовать себя при этом скованно. Ему нравилось наблюдать за тем, как жадно сосет мальчик ее грудь, надавливая сжатым кулачком на ее мягкое, теплое тело. Ему нравилось смотреть на ее руки, покачивающие ребенка, и полные любви глаза.

Он с радостью смотрел на свою маленькую вселенную, уместившуюся в кресле-качалке. На созданный им, Дэвидом, покой и уют. На жену. На ребенка.

Ребекка не пыталась выставлять мужа из спальни, хотя в глубине души он этого опасался. Ведь в конце концов она его не любит. Он боялся, что с рождением младенца он, Дэвид, перестанет что-нибудь для нее значить. Но этого не случилось. И конечно, не могло случиться. Особенно с Ребеккой. Ребекка неизменно поступает правильно. Он ее муж и глава семьи. Без него семья просто невозможна. Но ему нравилось думать, что Ребеккой двигает не только чувство долга.

Она часто передавала ему младенца, когда тот, насытившись, засыпал. Дэвид продолжал приходить в детскую – хотя бы ради таких минут. Для этого была еще одна причина. Там, в этой комнате, они были единой семьей. Все трое. Там он мог каким-то образом оградить их всех от окружающего мира. От мира, который мог им угрожать. Ибо мир этот хранил тайну, которая уничтожила бы все, стань она известна Ребекке.

– У него будут твои волосы, – сказал однажды Дэвид, держа младенца на руках. – Если, конечно, он когда-нибудь решит их отпустить.

– Мой любимый златокудрый мальчик, – сказала Ребекка, осторожно поглаживая мягкие, почти незаметные волосики на нижней части его затылка. – А глаза у него будут синие. Такие же красивые, как у его отца.

Дэвиду хотелось верить, что прозвучавшая в ее голосе нежность предназначалась не только ребенку, но и мужу.

Через два месяца она оправилась от родов. А Дэвид все еще делил с нею постель. Он не занимался с ней любовью вот уже почти год. В их отношениях секс присутствовал лишь три первые ночи, это было всего шесть раз. Он не знал, что же случится по окончании двух месяцев. Дэвид жаждал ее, но приходил в ужас от приближения момента, когда нужно будет принять решение.

И решение должен будет принять он. Ребекка выполнит свой долг. Но не станет ли она вести себя так же пассивно, так же стоически спокойно, как это было в их первую брачную ночь и в последующие две?

Ничего большего он от нее ждать не мог.

И это все, что он хотел от брака?

Каким же глупцом он был!

Иногда Дэвид вспоминал слова отца, сказанные ему в день, когда он и Ребекка объявили о своей помолвке;

«Ты не будешь счастлив с Ребеккой… Тебе нужно больше, чем она сможет дать». Дэвид не хотел помнить это предупреждение. Все идет хорошо. Он почти счастлив. Она почти счастлива.

Но Дэвид не представлял себе, на что он может надеяться по истечении двух месяцев.

* * *

Они стояли вдвоем в саду. В центре увитой розами беседки. Точнее, в центре того, что будет беседкой из роз в следующем году. В этом году здесь были молодая живая изгородь и шпалеры – пока без роз – для образующей вход арки, фонтан без воды и розовые кусты без цветов.

Но в будущем году розы расцветут.

В будущем году…

«Как приятно, – подумала Ребекка, – иметь возможность заглянуть в будущее. В будущем году здесь будет ковылять Чарльз, несомненно, попадая всем под ноги и всячески озоруя». Она не думала, что ей удастся удержать его вместе с няней в детской комнате. Она хотела бы посвятить каждое мгновение воспитанию своего чудо-ребенка. Возможно, ее единственного ребенка.

– Ну и что ты думаешь? – спросил Дэвид. – Оцениваешь все слегка мрачновато?

– О нет, – ответила она. – Вспомни хотя бы, что здесь было, когда прошлым летом мы приехали в Стэдвелл. Излишне разросшиеся деревья, которые заслоняли окна. А теперь здесь заложена беседка с оградой из роз. Я так рада, Дэвид, что ты решил и в этом году нанять тех же самых парней. Им бы не понравилась городская жизнь.

– Когда розы зацветут, – заметил Дэвид, – здесь будет очень красиво. Это твой уголок сада.

– Когда розы зацветут… – повторила она. – Ты произнес те же самые слова в прошлом году. Помнишь?

«Когда розы вновь расцветут, – сказал он тогда, – ты будешь хозяйкой в собственном доме, Ребекка. Ты сможешь жить новой, осмысленной жизнью. У тебя будет чем заменить печаль и пустоту».

– Да, – согласился он. – Они фактически не зацвели. Пока… Но они зацветут в будущем году. Я обещал тебе новую жизнь и ее новый смысл. Мои слова подтвердились? – Его голос прозвучал довольно жестко.

– Здесь нужно было так много сделать, – промолвила она. – Да и сейчас осталось немало. Мне кажется, что мы внесли нечто новое в жизнь некоторых людей, Дэвид. И, как ты обещал, у меня уже нет чувства, будто я не принадлежу к этой жизни или не играю в ней какой-то осмысленной роли. И к тому же у меня есть Чарльз.

– Ты счастлива? – спросил он. – Довольна?

Довольна? Да, подумала Ребекка. Счастлива? Была ли она счастлива? Порой, когда она не задумывалась всерьез над таким вопросом, она и вправду чувствовала себя счастливой. Хотя, быть может, это ей только казалось. После смерти Джулиана она убедила себя, что никогда не сумеет снова стать счастливой. Слишком многое ей приходилось держать где-то в глубинах сознания. Она никогда не сможет освободиться от напряжения и почувствовать себя полностью счастливой. Ведь есть еще Флора и Ричард. Она заметила их обоих на крещении Кэти, и ей было приятно обнаружить, что новый арендатор ее брата проявляет некоторый интерес к Флоре. Есть еще леди Шерер и вся та тайна, которая окружает неизвестную Ребекке часть жизни Дэвида. Да и Джулиана… В том случае, конечно, если тайна действительно существует, Ребекка решила не задумываться над этим.

– Да, Дэвид, – спокойно сказала она, полностью осознавая, что непонятно, на какую часть вопроса она отвечает. Да она и сама этого фактически не знала.

– Ты сегодня утром беседовала с врачом? – спросил Дэвид.

– Да.

– Все хорошо? С Чарльзом? С тобой?

– Чарльз ревел от учиненного над ним насилия, – сказала она. – Ему отнюдь не понравилось, что его разбудили. Да, мы оба в порядке. – Ребекка вздохнула и сорвала с живой изгороди необрезанный лист.

Наступило молчание, и Ребекке показалось, что не только она испытывает некоторую напряженность. Она боялась взглянуть на Дэвида.

– Ребекка, – сказал он, – мы всегда исходили из того, что наш брак – настоящий. Ведь это так? Мы согласились с тем, что от неполных супружеских отношений между нами просто не будет никакого толку.

Дэвид с самого начала предлагал именно это. Он был прав. Она почувствовала это после свадьбы, когда он стал спать в другой комнате. Еще до того, как она осознала, что беременна.

– Да, – согласилась она.

– Я хотел бы, чтобы между нами опять восстановились полноценные супружеские отношения, – произнес он. – Если ты, конечно, сможешь это выдержать.

Она наконец взглянула на него.

– Я – твоя жена, – сказала Ребекка. – У меня нет права отказывать тебе, Дэвид. Это ты…

– Мне не нравится, когда меня обслуживают лишь из чувства долга, – заявил он. – Во всяком случае, Ребекка, я не хотел бы, чтобы так поступала моя жена.

Ребекка подумала, что сейчас в ней не просто говорит чувство долга. Возможно, так было вначале… Но теперь она испытывала нечто большее… Она вспомнила, как хотела Дэвида, когда он перестал приходить к ней в постель, и ей стало немножко стыдно за это. Вспомнила, как во время беременности и после нее она попадала во все большую зависимость от его присутствия в постели. Как она хочет сейчас, чтобы он прикоснулся к ней, чтобы…

Когда она была с Джулианом, то всегда ненавидела интимную сторону брака. И все же беспредельно любила мужа. Она не понимала, почему теперь ей кажется столь важным полностью восстановить супружеские отношения и если нет любви, то добиться хотя бы нормальной физической близости.

– Мне не надо, чтобы ради этого тебе пришлось напрягать всю свою силу воли.